Aleksandr Pushkin by Vasili Tropinin |
А в ненастные дни
Собирались они
Часто;
Гнули — бог их прости! —
От пятидесяти
На сто,
И выигрывали,
И отписывали
Мелом,
Так, в ненастные дни,
Занимались они
Делом.
Однажды играли в карты у конногвардейца Нарумова. Долгая зимняя ночь
прошла незаметно; сели ужинать в пятом часу утра. Те, которые остались в
выигрыше, ели с большим аппетитом; прочие, в рассеянности, сидели перед
пустыми своими приборами. Но шампанское явилось, разговор оживился, и
все приняли в нем участие.
— Что ты сделал, Сурин? — спросил хозяин.
— Проиграл, по обыкновению. Надобно признаться, что я несчастлив:
играю мирандолем, никогда не горячусь, ничем меня с толку не собьешь, а
всё проигрываюсь!
— И ты ни разу не соблазнился? ни разу не поставил на руте?.. Твердость твоя для меня удивительна.
— А каков Германн! — сказал один из гостей, указывая на молодого
инженера,— отроду не брал он карты в руки, отроду не загнул ни одного
пароли, а до пяти часов сидит с нами и смотрит на нашу игру!
— Игра занимает меня сильно,— сказал Германн,— но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее.
— Германн немец: он расчетлив, вот и всё! — заметил Томский.— А если
кто для меня непонятен, так это моя бабушка, графиня Анна Федотовна.
— Как? что? — закричали гости.
— Не могу постигнуть,— продолжал Томский,— каким образом бабушка моя не понтирует!
— Да что ж тут удивительного,— сказал Нарумов,— что осьмидесятилетняя старуха не понтирует?
— Так вы ничего про нее не знаете?
— Нет! право, ничего!
— О, так послушайте:
Надобно знать, что бабушка моя, лет шестьдесят тому назад, ездила в
Париж и была там в большой моде. Народ бегал за нею, чтоб увидеть la Vénus moscovite[2]; Ришелье за нею волочился, и бабушка уверяет, что он чуть было не застрелился от ее жестокости.
В то время дамы играли в фараон. Однажды при дворе она проиграла на
слово герцогу Орлеанскому что-то очень много. Приехав домой, бабушка,
отлепливая мушки с лица и отвязывая фижмы, объявила дедушке о своем
проигрыше и приказала заплатить.
Покойный дедушка, сколько я помню, был род бабушкина дворецкого. Он
ее боялся, как огня; однако, услышав о таком ужасном проигрыше, он вышел
из себя, принес счеты, доказал ей, что в полгода они издержали
полмиллиона, что под Парижем нет у них ни подмосковной, ни саратовской
деревни, и начисто отказался от платежа. Бабушка дала ему пощечину и
легла спать одна, в знак своей немилости.